....Я в тысячный раз максимально увеличиваю твою фотографию, и пытаюсь рассмотреть в ставших бессмысленными пикселях какой-то привет в свой адрес. Но - тщетно. Если вернуть изображению нормальный размер, то видны чуть ироничный взгляд, приподнятые брови, крупный нос, лысина и седина на висках. И ничего обо мне. Ах, конечно, ничего обо мне - ведь это совсем свежая фотография, сделанная через десятилетия после моего забвения.
А я - выросла. У меня чудесный муж и очаровательный ребенок, ненужное высшее образование и любимая работа не по специальности.
Да-да, папа, я выросла. На руках у мамы и бабочки с дедом. В обнимку с Достоевским и Толстым, с «Руки Вверх!» и с «Арией», с дневниками и соцсетями. С океаном комплексов и недомолвок с самой собой. С нелепыми закидонами, с устаревшими принципами, с дурацкими привычками.
Я тебя ждала. Очень ждала. Потом, конечно, ненавидела. Мечтала, как ты придешь внезапно ко мне в школу, а я тебе все красиво и жестоко выскажу, а вокруг будут стоять Бугаев, Глухоедов, Рыжков, Семилетов и прочие товарищи, и все они будут восхищаться мною и наконец зауважают, влюбятся и женятся на мне (все сразу, потому что выбрать из них и еще из доброго десятка «прикольных пацанов» я не могла).
Потом я тебя презирала. Презирала и (не поверишь!) жалела. Трусов ведь бывает жалко иногда.
А сейчас... Что сейчас? Я стала мудрее? Циничнее? Равнодушнее? Малодушнее?..
Сейчас, узнав почти наверняка, что ты жив и, как минимум, относительно здоров, я хочу... поговорить с тобой. Я хочу позвонить тебе и сказать «Папа, здравствуй...». Я не знаю, что я скажу потом. Но вчера я вдруг поняла, что ради счастья произнести эти два слова я все посольства вверх дном переверну, но найду номер твоего телефона.
И, прежде чем ты бросишь трубку - я все же услышу, как у тебя на миг перехватит дыхание.