И вдруг, при первых звуках входящих в помещение детей, я взяла в руки вышитый рушник со свежевыпеченным мастерицей-завхозом хлебом и вставленной в середину солонкой, выдохнула... и тут же успокоилась. Я больше не малоопытная воспитательница двухлеток, я - Василиса, хозяйка в чудесной Избе, которая знает все о деревенском быте, о его трудностях и радостях. Что-то вдруг перестало существовать - мои какие-то внутренние комплексы и зажатости, изначально не так пошедший сценарий, страх перед незнакомыми директорами и методистами других садов - остались только распахнутые глаза чужих, неведомых мне детей, которые вдруг поверили мне, разорвали на кусочки тот хлеб, а мальчики рвались подержать чугунный утюг, а девочки с чуть просыпающейся материнской нежностью тихонько заглядывали в люльку с куклой, а потом все пили чай с пирогом и остатками хлеба, и всё смотрели на меня, а я была вдруг среди своих.
Они уходили, благодаря меня за гостеприимство и делая мне нехитрые детские комплименты ("у Вас очень красивая шапка, только на улицу в ней не ходите - она голову плохо прикрывает", а мне было пронзительно жаль, что все закончилось. Мне хотелось еще и еще кружиться в своем образе, рассказывать им о половиках и сундуке с платьями, дать девочкам рассмотреть восхитительный кокошник, а мальчикам предложить поиграть на балалайке.......... Но время вышло, Изба опустела, и Ольга Николаевна долго еще фотографировала меня, борясь с солнечным светом. А мне ужасно не хотелось снимать с себя этот дивный сарафан, жалкими аналогами которого заполнены почти все мои детские рисунки, и эту белую рубаху с вышитыми пышными рукавами, и расписной кокошник с жемчужной сеткой на лбу - ах, этот кокошник...
Я впервые, на шестой сыгранной мною роли, получила колоссальное удовольствие от нахождения в центре всеобщего внимания. Я поняла вдруг, как это круто - и как я, к сожалению, завишу от костюма. Когда на утреннике, посвященному Восьмому марта, я изображала Матрешку - в том же сарафане, но с кринолином и с платком на голове, - я тоже чувствовала себя комфотно и хорошо. А вот в бесформенном желтом балахоне и в венке из пластмассовых кленовых листьев я не смогла сыграть Осень - дергалась, пыталась позировать Ольге Николаевне, забывала текст, делала странные паузы. Нужно от этого уходить, нужно выступать много и в разных образах, нужно привыкать - это моя работа.
Черт возьми, обнимать детей в своей группе, бегать с ними вокруг сада и играть в козлятушек и серого волка - это моя работа. Красоваться в чудесном старорусском наряде, пришедшим из детских мечтаний - это моя работа. И получать за этот кайф очень небольшие, но настоящие и вполне стабильные деньги - это тоже моя работа.
Да, к черту бухгалтерию. Да здравствуют хохлома и гжель, которые катастрофически не получились у меня вчера на "Методике развития детского изобразительного творчества" и которые я непременно добью и научусь рисовать хотя бы на уровне нашего преподавателя.