Я хочу стать радугой в твоих ливнях... (с) И.Богушевская
...и мне больно, и тяжело, и страшно. И я не знаю, идет ли счет на дни, или на недели, или на месяцы. И я не знаю, как мы с мамой будем дальше, но я, ненавидя себя за цинизм, все же пойду завтра в магазин за черной блузкой, потому что, когда это случится, я не хочу думать об одежде.
И это все очень страшно, и у меня нет никаких слов для мамы - у меня, про которую говорят, что я могу вдохновить, утешить, настроить на позитив, - и сейчас приедет Денис, будет меня обнимать, а я сварила щи просто для того, чтобы что-то сделать, и у меня не хватает решимости пойти завтра на работу в первую смену, потому что я боюсь, что не смогу играть с детьми и готовиться к послезавтрашнему спектаклю про Курочку Рябу.
И это все так тяжело, так тяжело...
И это все очень страшно, и у меня нет никаких слов для мамы - у меня, про которую говорят, что я могу вдохновить, утешить, настроить на позитив, - и сейчас приедет Денис, будет меня обнимать, а я сварила щи просто для того, чтобы что-то сделать, и у меня не хватает решимости пойти завтра на работу в первую смену, потому что я боюсь, что не смогу играть с детьми и готовиться к послезавтрашнему спектаклю про Курочку Рябу.
И это все так тяжело, так тяжело...
Тогда в твоем гардеробе её потом не будет.
И это... Кош, ты не цинична. Ты всё правильно делаешь.
Да, что-то страшное и непоправимое. Но - послезавтра операция (по другому поводу, но состояние должно улучшиться), и от хоть какой-то определенности уже хоть чуточку легче.
Сандра, спасибо, но я, пожалуй, не влезу в твою одежду.
И я передумала. Не буду ничего покупать. Все-таки все будет хорошо.
Спасибо, Оль.
Спасибо, Оль.