Я хочу стать радугой в твоих ливнях... (с) И.Богушевская
...А вот еще история, до предыдущей, но зато намного дольше продолжалась, и я ее тут вспомнила недавно с оказией.
Мне 15 или около того. Аленке - ах, Аленка, Аленка - года на полтора больше. У нее зеленые глаза (Боже, этот цвет преследует меня всю жизнь, и замужем я тоже за зеленым теплом), русые кудри, заразительный смех и абсолютная уверенность в своей красоте (по крайней мере мне, закомплексованной донельзя, так казалось). Мы, к ужасу моей бедной мамы, много гуляли вместе, нарывались на неприятности, я убеждала ее поменьше пить и курить ("тыжедевочка", да), а она убеждала меня попробовать и успокоиться наконец. Я любила ее так, как может любить вечный изгой первого человека, отнесшегося к нему не только без издевок, но по-дружески.
Мы плакали и смеялись, она меня защищала и жаловалась мне на очередного бросившего ее после первого же секса парня. И мы искали все новые и новые компании - как я умудрилась уберечься от последствий?.. Очень просто - всем мальчишкам сразу нравилась она. Шумная, веселая, крутая, она уже умела целоваться и знала толк в прочих удовольствиях. А я млела просто от того, что сижу на одной лавочке с парнями, и они меня при этом не унижают. При ней меня никто и никогда не унижал. Если бы не она - наверное, я бы не справилась с тем периодом...
При этом я ощущала, что меня как бы нет. Мне нравился то один, то другой, но меня не замечали в упор. Аленка всегда была королевой, и я так любила ее, что не было даже затаенного желания как-то показать, что мне тоже кто-то симпатичен.
А однажды она попросила меня позвонить ее нынешнему парню и сказать, что она его бросает. Сама она не могла - ей было его жалко. Мне было не впервой - я часто звонила ее мальчикам с такой новостью, представляясь "Я Ира... ну, подруга Алены". Но тут все пошло не по плану - Паша сказал, что в таком случае он покончит с собой.
Мы разговаривали до утра. Я плакала и просила его этого не делать. А он говорил, что стоит на подоконнике. Я рыдала и не знала что делать - он там, в моем районе, а я тут, в часе езды на метро, у бабочки на каникулах. Он говорил "Прости" и бросал трубку, я звонила, и он не отвечал. А потом мы снова разговаривали, и потом я снова дозванивалась. Это была моя первая страшная ночь. мне кажется, следующая страшная ночь была, когда умерла бабочка, но я, лежа в больнице за две недели до родов, была на успокоительных, так что, может, конкретно та ночь и не считается.
К утру он смилостивился и сказал,что окей, я могу ему помочь и стать его девушкой вместо нее. Я была так счастлива его чудесным спасением, что даже не задумалась о самой формулировке...
Мне всегда было его жалко. Мне всегда было за него страшно. Это были первые мокрые поцелуи, но дальше незатейливых ласк мы так никогда и не зашли. Мы встречались несколько месяцев, потом я уходила, но он говорил, что вот теперь ему точно незачем жить, я возвращалась и мы снова гуляли по району и сидели у него дома, обсуждая его идеи стать лучшим ди-джеем. Он был старше меня на несколько лет, ему было года двадцать четыре или двадцать пять, но он не работал и не учился, только мечтал и все включал мне какой-то транс, от которого меня подташнивало и начинало шуметь в голове.
Шло время, я снова уходила и снова возвращалась - очень страшно в шестнадцать лет стать причиной чьего-то самоубийства, знаете ли.
Повстречав Димку (тот, что в косухе), я все же ушла от Пашки, но через несколько месяцев, после прогремевшего грома, вернулась. Мы, по-моему, даже не целовались уже, но все равно "были вместе", а то он покончит с собой. Он и так был на грани, пока я развлекалась с другим.
Боже ж ты мой, как мне было его жалко! Знаете, так жалко раздавленный цветок: он был бы хорош и его правда жалко, но ты скорее перешагнешь и, покачав головой, пойдешь дальше, чем возьмещь его в руки и начнешь баюкать.
Но я баюкала его год за годом. Я уже закончила школу, поступила в колледж, давно перестала общаться с Аленой (милая, мне до сих пор тебя не хватает - ты никогда об этом не узнаешь, просто будь счастлива), встретила Сережку, Вада и друзей, влюблялась и расставалась, но все также обещала Паше, что всегда буду с ним, только бы он жил. Я всегда брала трубку, отменяла концерты и встречи, врала ребятам - и шла с ним гулять. И слушала, какая я бессердечная, ведь он держится из последних сил.
А однажды я ушла на очередной концерт и забыла телефон дома. По возвращении, бросившись к нему, увидела семнадцать пропущенных вызовов. И последний из них был два часа назад.
Я звонила и звонила. Потом поругалась с мамой, не отпускавшей меня на улицу посреди ночи, хлопнула дверью и, взмахнув волосами и бахромой на косухе, рванула к нему.
Он открыл дверь минут через пятнадцать. Удивился и сказал, что спал. Он лег спать. Он звонил, звонил, а потом лег спать. Он не выпрыгнул из окна, а просто лег спать.
Ну, в целом я была за него рада. Он еще много раз звонил, но я больше не отвечала. И мы никогда больше не гуляли.
А пару лет назад я случайно узнала, что он счастливо женат и дочка ходит в садик.