Я хочу стать радугой в твоих ливнях... (с) И.Богушевская
Я давно не писала об увиденном...
На днях в автобус зашел мужчина. Он был не сумасшедшим, а просто одним из тех, кто в транспорте начинает со всеми разговаривать, убеждать их в чем-то, спорить с их молчанием.
Он цитировал Есенина и Высоцкого, рассказывал о своих дворянских корнях, ругал правительство и превозносил широкую русскую душу. Все это было долго - автобус успел доехать от Домодедовской до Каширской, - а он все говорил и говорил. Вполне связно, многие здравомыслящие люди гораздо косноязычнее него.
Пассажиры улыбались, осуждали шепотом и просто молчали, под равномерное бухтение думая о своем.
А он все читал стихи и хвалился своим происхождением.
Дома его, наверное, ждала холодная комната в коммуналке, портрет давно умершей жены и годами молчащий телефон советского образца.
Но портрет не отвечал ему, и он пошел к людям. А они - тоже молчат. То ли соглашаются, то ли презирают. Дай Бог, чтобы он не понял, насколько второе вероятнее первого. Он вышел со мной у библиотеки, и потелепался к другому, подошедшему вслед за нашим, автобусу.
Может, хоть там он услышит ответ на свои возлияния?..
Мы-то знаем, что нет. Зато у него есть надежда - и это здорово. Наверное...
На днях в автобус зашел мужчина. Он был не сумасшедшим, а просто одним из тех, кто в транспорте начинает со всеми разговаривать, убеждать их в чем-то, спорить с их молчанием.
Он цитировал Есенина и Высоцкого, рассказывал о своих дворянских корнях, ругал правительство и превозносил широкую русскую душу. Все это было долго - автобус успел доехать от Домодедовской до Каширской, - а он все говорил и говорил. Вполне связно, многие здравомыслящие люди гораздо косноязычнее него.
Пассажиры улыбались, осуждали шепотом и просто молчали, под равномерное бухтение думая о своем.
А он все читал стихи и хвалился своим происхождением.
Дома его, наверное, ждала холодная комната в коммуналке, портрет давно умершей жены и годами молчащий телефон советского образца.
Но портрет не отвечал ему, и он пошел к людям. А они - тоже молчат. То ли соглашаются, то ли презирают. Дай Бог, чтобы он не понял, насколько второе вероятнее первого. Он вышел со мной у библиотеки, и потелепался к другому, подошедшему вслед за нашим, автобусу.
Может, хоть там он услышит ответ на свои возлияния?..
Мы-то знаем, что нет. Зато у него есть надежда - и это здорово. Наверное...